(no subject)

Помню, попал в деревню, в названии которой присутствовало слово: «гора». На местности ровной и плоской как блин, деревня обнаруживалась только на расстоянии от нее не ближе двухсот метров. Находилась она в глубокой яме – очень странном подобии оврага –начинающемся как-то вдруг сразу  - внушительным обрывом. На дне провала зеленел – довольно-таки, кстати, глубокий – пруд, по сторонам которого располагались шесть или семь пятистенков.
В пруду били ключи, и это, видимо, определяло геоморфологию заповедника. Потом все это медленно утекало вдаль, и расширялось ближе к недалекому горизонту до поймы – не помню как называемой – речки.
В пруду возились караси, а ближайшем дворе мужик непереставая крутил апрелевские пластинки конца 70-ых – «Пудис», «Мирей Маттье», «Зеркало Души» и миньон Градского… Недопонимая самого главного, я приблизился к аборигену и скромно спросил – а где, собственно, тут гора. Такэвана – ответил мне местный и обвел рукой стенки оврага. Описав полукруг, указатель руки остановился на площадке, имеющей некоторый наклон в сторону ямы. Там было кладбище.
Тут я, конечно, ощутил приход сатори. Я понял что такое микромир. Широка страна моя родная, а отступать некуда, позади – пруд….
Болтаясь в мерзлой сегодняшней электричке,в который раз про себя отметил, что Россия в масштабе своем на редкость нефотогенична. Швырнуть взгляд на расстояние нет никакой охоты. Край березового ситца потрясает своим тысячекилометровым однообразием цвета, света и линий. Лишь однозначно творческий настрой антропогенеза по женской линии, заставляет всматриваться в рельеф поверхности сплошной холодной перигляциальной зоны, надеясь зацепиться глазом за то, что спасает этот мир. Кроме девушек Россия смогла выдать миру еще только один фотогеничный предмет: МиГ 29.
Храм Христа Спасителя, увидел живьем, кажется, впервые. Признаться – испугался. Микромир прежней России передо мной снова рассыпался. Увидеть это не на фотографии и не умереть от тоски, можно только имея глубокое эстетическое равнодушие, которое я тотчас в себе и зафиксировал, поняв, что не умираю. Потому как вновь словил сатори. Я понял, что всегда в России означал храм для большинства…. Это самое большое и просторное помещение в деревне. И наш ответ дряблому горизонту.
Сразу вспомнились фотки всех известных монастырей, в которых по-счастию не был и - Бог милует – не буду…
Уже в автобусе, за одну остановку до дома, обратил внимание на единственную на длинной белой стене надпись – прикрученную здоровенную табличку перед самым входом в ***-ий монастырь: «церковная лавка».
В Москве после пятичасовых поисков не нашел ни одной из разыскиваемых книг, подхватил грипп, и, естественно, как всегда ни с кем не встретился.