сегодня вход в иерусалим

в istolkovanie  сегодня, в добавление к темам предыдущим.

Сам вход описан подробно, поэтому несколько строк о том, что присходило дальше. "И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет. Народ отвечал Ему: мы слышали из закона, что Христос пребывает вовек; как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому? кто Этот Сын Человеческий?" - Правильное вероучение говорило, что Христос придет раз и навсегда. Пребудет вовек. Но Христос несколько раз говорит о Своей смерти. Причем смерть Он Свою изображает в образах жизни зерна. Брошенное в землю и там умершее, зерно возносит на колосе много рожденных от такой смерти зерен. Морализм, близкий к атеизму, учит о нравственном возрождении человечества, должного принять высокую мораль учения по мере созревания. Считаю, что христологическая ересь, которая давно бушует в христианстве, прямо провоцирует развитие атеизма. "Христос", как нравственный указатель, мало отличим от "Христа", преодолевающего человеческую ограниченность. Отсюда и отношение к жертве, о чем вчера вкрадце писал.
Жертва как цель, или жертва как средство достигнуть другой, более значимой метафизической цели. Жертва как цель, делает жертву моральным ориентиром, и даже стимулом. Что извращает смысл Жертвы - реально освободить узников из плена смерти. Смерть ради жизни... Она будет таковой в прямом смысле, если узники не просто будут "знать", что кто-то ради них умер, а увидят плоды своего избавления, увидят своего избавителя в лицо. В этом смысле смерть это приход к мертвым. Они- узники. К ним прийти морально никак нельзя, только физически. То есть зерно упавшее не образ нравственный, но физический.
..
Мы знаем, что христология после 6 собора, дала антропологии новое направление - спасать в человеке требуется греховную волю. Отведя грех в сторону напряжения воли, максимова антропология логично подвела христианство к мысли, что спасается человек хранением воли, что именно этим и занимался Христос - показывал пример нравственной жизни и умер безгрешным, чего и всем советует. То есть засчитывается - прикладывание усилия. Монашество именно на этом учении и закрепило себя как практика основная спасающая. Евхаристия стала пониматься как подзарядка божественной сущностью, ради облегчения этой борьбы. Жертва Христа профанировалась, христианский мир скатился в язычество. Верить стали не Бога а в божество, в природу Бога, помогающую человеку выкарабкиваться и побеждать в его борьбе со страстями, как и Христу божественная природа не давала страстям человеческим разгуляться и склонить волю хоть раз.
Так мы получили весьма странное учение о Евхаристии, где ни один причастник не знает всерьез, что он сегодня "принял". Знает что попил Крови Таинственной, и поел Плоти Страшной, знает что это поможет ему "бороться", но больше этого примитивно языческого содержания трапезы он знать просто боится. Потому что все тут очень страшное и попаляющее. Знаю что ем божество, а каких пропорциях сие божество там присутствует - это большая божественная тайна, о которой человечеству знать не положено.

(no subject)

В христианской религии закрепился такой метод "доверия Богу", как отдавание свей воли духовнику своему. У кажной православной овцы есть свой духовник, у которого дофига воль, отданных ему в надругательство под процент, имеется на личном счету.
Все православные считают, что у них имеется голова на плечах, так как любая православная овца не моргнув скажет, что по учению атскаво Брянчанинова выбирала себе духовника с имеющейся головой на могучих плечах. "Голову надо иметь", говорят православные овцы, "когда выбираешь себе духовника". То есть все православные - настоящие головастики, все отдали кому надо,  "кому что подходит". Одной овце нужен духовник доставшийся по великому об нас промыслу, посуровее, дажь телевизер не дает зырить, другой позволяет расслабиться молочком на страстной и благосклонен к нарушениям с мужем и даже с женой.
Вот этот изврат с доверием духовнику как Богу, пришел в церковь от монахов. Причом, монахи те давних времен были и не то чтобы совсем не правы.
Что такое доверие Богу для человека той эпохи, и более древних  эпох? - Образ доверия Богу - одиночество во враждебной среде.
Один на один "с природой". Нахождение себя "в диких условиях". На месяцок в тайгу, без жратвы и без спичек. Вот это - доверие Богу. А бородатый дядька в подряснике - это изврат и смехотура. В этом смысле Серафим с хлебом и медведЁм куда более значимый для веры образ, чем тот же Серафим голыми коленками на камушке. Ты упал от бессилия и голода - тебя вороны кормят. Шакалы тебе раны зализали и львица тебе жрать принесла. Крокодил тебе горб подставил, чтоб ты через речку перемахнул. Ты один и мир Божий вокруг тебя. Покалеченный мир, в котором никто друг другу не доверяет. Не приручается. Галчонок-подранок не пойдет в руки к человеку, будет шипеть и царапаться, клеваться. Потому что не доверяет свои галчиным чутьем никому, кроме своих. Неблагодарно клюнет в глаз, и может выбить. Редко- редко дикое животное дастся человеку. Доверит себя ему. И человек -  очень редко доверит себя зверю. Да и другому человеку. Древние монахи доверяли себя друг другу как Богу - зная цену доверия. Даже помыслы свои доверяли. Ну тут мы ушли дальше древних. Нам делать нефик рассказать как мы паседьмой маемся. Не расскажем - не дадут. Да и все равно спросют - а как у тя паседьмой? - Не отвертишься. Ну тоись щас с доверием полный окей. Вот тока нюанс - доверил бы  кто себя хоть паседьмой, хоть по какой, дядьке в подряснике, окажись с этим изнеженным существом на месяцок в тайге без жратвы и без спичек. И на сколько бы часов его хватило читать нотации паседьмой и другим. И кто принес бы быстрей пожрать, он, или как всегда шакал.
Оказываясь один на один с неасфальтовым Божьимом миром, человек только и может по настоящему оценить доверие Божие. Шипящая, рычащая, шелестящая вокруг жизнь поддается доверчивым и доверяющим рукам любящих эту жизнь. Любящим Бога в покалеченном мире. Где доверие выходит за рамки рода, за рамки своих, только в единственном случае: в случае явления силы Божией - доброты, благости. И никакой другой силой не принудить заставить шакала принести и положить перед тобой недогрызенную кость. Поделиться. Никакая дрессировка, никакая сатанинская сила этого сделать не может, не в состоянии. Никакими "молитвами батюшки" на автомате тупого робота шакал не понесет кость человеку. Потому что наш Бог - это и Бог шакалов и ворон. Доверяя вороне - доверяешь Богу. Потому что еще - Бог это в первую очередь Жизнь и Любовь и Свет. Тот, для кого Бог моральный императив вселенной - тому шакал ничо не принесет. Шакалы моральных любят только в виде мяса. А добрых любят просто так. По доверию к Богу.