ignaty_l

И еще пару слов о фильме, раз уж посмотрел.

Христоподобие обнаружилось, открылось в женщине – не знаю, вольно или невольно авторы создали этот образ - однако, образ вполне адекватен Христу и Его явлению. Опять же, повторюсь, говорю это не «к случаю». Тут и нерелигиозный Христос нисколько. Во власти Своей и силе. Люся даже и не прощает возможного убийцу своего сына. Точнее – нет пафоса борения. Как только след в расследовании найден – расследование прекращается. Переживания кратки и не надрывны. Фильм, кстати, совсем не «про Россию» с ее глубинкой. Фигня все это. Глубинка вся идет фоном. Есть мать, есть ее единственный сын, которого она отказывается напрочь терять. Образ этого сына она готова найти даже в том, кто вероятно мог бы рассказать о смерти сына. Собственно, она на нем и останавливается. Она не теряет сына не потому что держит в себе память о нем, а потому что в каждых своих действиях остается матерью. То есть – она через материнство свое видит в другом сына, а не производит «замену» через «прощение». Нету замены. Как нет, в общем то, и прощения.Вообще материнство на редкость не биологическое. Не – я мать этого сына, а я – мать. С потерей единственного сына – ни в одном движении не перестает быть матерью. И значит уже не мать единственного сына, а мать – всем, кто матерью ее признает. Она открыта как мать, и матерью признаёт ее другой. Совершенно естественно она меняет «заботу», а не заботой чота являет. Если тому сыну она выбирала обувь в магазине, реагировав на его капризы, то этому сыну она промывает ножевые раны , и моет сраной тряпкой, залитый его кровью, пол в камере туберкулезников. Опять же – это никакой не «акт милосердия» в привычном православном понимании. Она и не призывает никого к милосердию, никого из тех, кто чуть не убил и другого ее сына. Действует очень неправославно. Если еще пальцем тронете – жрать не получите, будете воду пить. То есть – грозит очевидным адом. В - итак то - аду. Люся меняет среду обитания не вовсе там из какой то «жалости». Социалки в фильме нету вообще, точнее она просто составляет фон, как и погода. Она просто не расстается с материнством. Именно это благодатное и выбрано в противовес всему. Фиксирует снова свое, чуть было не утраченное материнство там. И в нем именно остается. Она не расстается с естесвенным своим, а не то, чтобы насилует себя сменой социального положения ради, или во имя… Смена социального положения тут тоже как фон, как подсказка, что в ней самой главное – не подлежало изменению.